«Великая Отечественная война в литературе» - Реферат

Содержание

Поэты и писатели о Великой Отечественной войне.

Введение

Глава «Литература периода Великой Отечественной войны» в академической истории русской советской литературы начиналась так: «Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Мирная созидательная деятельность советского народа была прервана. По призыву партии и правительства вся страна поднялась на борьбу с фашисткой агрессией, сплотилась в единый боевой лагерь. В развитии нашей литературы, как и в жизни всего советского народа, Отечественная война составила новый исторический период. Отвечая требованиям времени, литература перестроилась на военный лад».

Примелькавшиеся, стертые от бесчисленных повторений формулировки часто воспринимаются как бесспорные. Вроде бы так оно и было. А на самом деле так, да не так, все было куда сложнее. Уже хотя бы потому, что внезапность, которая выдвигалась Сталиным как главная причина наших тяжких поражений первого года войны, была весьма относительной. Внезапной была не война сама по себе, а наша вопреки всем широковещательным утверждениям руководителей партии и правительства неготовность к ним.

Во вторую половину тридцатых годов неотвратимо надвигавшаяся война

стала осознаваемой многими исторической реальностью, едва ли не главной темой тогдашней пропаганды, породила большой массив так называемой 'оборонной' литературы. Стоит перечитать стихи молодых поэтов той поры:

«Слышишь, как порохом пахнуть стали

Передовые статьи и стихи!».

(К. Симонов);

«Нам лечь, где лечь,

И там не встать, где лечь».

(П. Коган);

«Военный год стучится в двери

Моей страны. Он входит в дверь»

(М. Кульчицкий);

«А если скажет нам война:

«Пора» - Отложим недописанные книги.»

(Б. Смоленский),

Чтобы убедиться, что молодые поэты тогда остро и отчетливо слышали «далекий грохот, подпочвенный, неясный гуд» приближающейся войны, «последнего решительного» - так это тогда воспринималось, - видели в военном противоборстве с фашизмом историческую миссию своего поколения.

Заключение

На шее у него автомат, за спиной, полная выкладка. Он несет на себе все, что требуется солдату в пути. Человек проходит там, где не проходят машины, и в дополнение к тому, что он и без того нес на себе, несет и то, что должно было ехать. Он идет в условиях, приближающихся к условиям жизни пещерного человека, порой по нескольку суток забывая о том, что такое огонь. Шинель уже месяц не высыхает на нем до конца. И он постоянно чувствует на плечах ее сырость. Во время марша ему часами негде сесть отдохнуть - кругом такая грязь, что в ней можно только тонуть по колено. Он иногда по суткам не видит горячей пищи, ибо порой вслед за ним не могут пройти не только машины, но и лошади с кухней. У него нет табаку, потому что табак тоже где-то застрял. На него каждые сутки в конденсированном виде сваливается такое количество испытаний, которое другому человеку не выпадут за всю его жизнь. И конечно - я до сих пор не упоминал об этом - кроме того, и, прежде всего, он ежедневно и ожесточенно воюет, подвергая себя смертельной опасности. Думаю, что любой из нас, предложи ему перенести все эти испытания в одиночку, ответил бы, что это невозможно, и не смог бы ни физически, ни психологически всего этого вынести. Однако это выносят у нас сейчас миллионы людей, и выносят именно потому, что их миллионы. Чувство огромности и всеобщности испытаний вселяет в душу самых разных людей небывалую до этого и неистребимую коллективную силу, которая может появиться у целого народа на такой огромной настоящей войне. Если мы хотим понять глубинную природу этой воны и духовную основу создавшейся в огне сражений литературы, они именно в этом - в неистребимой коллективной силе, объединившей перед лицом всеобщих испытаний известного писателя и безвестного пехотинца. Я не случайно, говоря о литературе военных лет, употребил слово «пропаганда», вообще-то чужое, противопоказанное искусству. Но то был исключительный случай, потому что важность пропагандистских задач осознавали все, никому они не казались профанацией искусства. То был исключительный случай, ибо пропаганда не воспринималась как обязанность, принудительно навязанная властями, она была душевной потребностью, реальной возможностью практического участия своим искусством в народной войне. Однако нащупать, выработать истинно поэтическое - не в ущерб искусству, не жертвуя его правдой и спецификой решение пропангандистких задач было очень непросто. Надо ли удивляться, что нередко выбирались пути, что «протоптанное и легшее»: зарифмовывалась газетная информация о боевых действиях, герою рассказа вкладывались в уста публицистические тирады. Поэзии приходилось преодолевать прочно утвердившиеся представления о том, что гражданственное и Интимное, общественное и личное - противостоящие, полярные понятия. Она избавлялась от предубеждения к частному, «домашнему», хотя по 'довоенным нормам' эти качества - общественное и частное, гражданственность и человечность - были очень далеко разведены друг от друга, никак не совмещались, не сливались. Сейчас, когда мы говорим о лучших произведениях военных лет, рядом с «Теркиным», произведением, которое по праву называют энциклопедией солдатской жизни на войне, не задумываясь, без тени сомнений, ставят интимнейшие «Землянку» и «Жди меня». А тогда сами поэты и думать не хотели печатать эти затем неожиданно для них получившие неслыханную популярность стихи, публикации состоялись по воле случая, авторы же были уверены, что сочинили нечто камерное, лишенное гражданского содержания, не представляющее никакого интереса для широкой публики.

Пожалуй, это самая высокая из всех возможных оценка того, что сделала за полвека наша литература о войне.

Примечания

Работа написана на заказ, не сдавалась